истории

Как рожают в России. Репортаж «Медузы» «То, что происходит в родовой, — это война»

Источник: Meduza

Осенью 2016 года в соцсети «ВКонтакте» появилось сообщество «Насилие в родах», в котором женщины рассказывали о физическом и психологическом насилии со стороны персонала роддомов. Проект придумали не только для того, чтобы дать выговориться женщинам (хотя он превратился в полномасштабный флешмоб, а истории в сообществе продолжают публиковать до сих пор), — но и для того, чтобы привлечь внимание людей к этому явлению. По просьбе «Медузы» журналистка Анна Родина рассказывает, как рожают в России — и что нужно сделать, чтобы женщины вспоминали о рождении ребенка без ужаса.

В родильном отделении роддома при московской клинической больнице № 68 очень тихо. Старшая акушерка Наталья Борадынцева аккуратно приоткрывает дверь палаты-бокса, в которой женщина готовится к родам: будущая мама перекатывается на фитболе, возле кровати-трансформера дежурит муж. На столике — супы и йогурты. «У нас каждая рожает как ей удобно — сидя, на четвереньках, стоя: если женщине так удобно, мы только рады». Здание старое, 1957 года, но ремонт в нем свежий. В 2014-м заместителем главврача здесь стала акушер-гинеколог Юлия Вученович; вместе с коллегами она придумала, как разделить огромный родильный зал и предродовые палаты на отдельные боксы: в каждом боксе теперь есть собственная ванная — теплая вода помогает легче переносить схватки. «Желающих рожать в воде много, к нам приезжают и из других городов», — объясняет Борадынцева.

Наталья Борадынцева пришла работать в 68-ю больницу в 2014 году вместе с Юлией Вученович. Борадынцева говорит, что три года назад здесь был типичный советский роддом с жестким режимом для пациенток. «Медперсонал диктовал женщинам, как им себя вести до, во время и после родов, — говорит Борадынцева. — Юлия Дмитриевна [Вученович] решила, что будет менять эту систему: дисциплина полезна во всех сферах, но к пациенткам родильного дома она неприменима — потому что рожает именно женщина. Даже если рядом с ней будут пять прекрасных акушерок, которые знают, как лучше, они все равно не смогут за нее родить. Значит, и отталкиваться нужно именно от желаний женщины».

Вученович и Борадынцева посещали и семинары и конференции популярного французского акушера Мишеля Одена, который в числе других врачей призывал пересмотреть отношение к родовспоможению. В частности, говорил о том, как важны могут быть слова акушерки для беременной женщины и что главная задача медицинских работников — мягкое сопровождение процесса родов, без активного «руководства» поведением роженицы.

Борадынцева считает, что персонал нельзя заставить поступать определенным образом, но можно мотивировать. Например, объясняя, что чувствует женщина во время родов и чем это обусловлено. «Медицинское образование в России уделяет больше внимания механике родов — размеру головки, размеру таза, — говорит акушерка. — А мы рассказывали и об эндогенном окситоцине (гормоне, оказывающем стимулирующее воздействие на гладкую мускулатуру матки — прим. „Медузы“), о том, как важно, чтобы роженице было уютно и комфортно, чтобы она не боялась. Что нужно эту атмосферу создать: организовать отдельные родильные боксы, в которых тишина, приглушен свет и играет приятная музыка».

«Я терпела — и ты терпи. Потом все забудется»

Роддомов, в которых женщина, поступив по полису ОМС, может рассчитывать на отдельный бокс, присутствие в нем мужа, а также мягкую акушерскую поддержку, пока немного даже в Москве. Полина из Владивостока рассказывает, как приехала в роддом в воскресенье — было шесть утра. Воды уже отошли, и врач, осмотревшая женщину, пообещала, что к ней будут заходить каждые полчаса. «За следующие пять часов в родзале так никто и не появился, а схватки усилились настолько, что я уже не могла стоять или сидеть. Я ползала на карачках по полу — боялась, что если буду ползать по кушетке и от боли потеряю сознание, то упаду с нее на пол. Кое-как добралась до сестринской, спросила у акушерок, распивающих чай, можно ли как-то обезболить, так как терпеть сил уже нет. В ответ получила: „Раз сама пришла, значит, все нормально, не ты первая тут рожаешь, все терпят, и ты должна“».

Полина терпела. Даже когда после полутора часов схваток в кресле акушерки начали давить ей на живот ее же рубашкой. «Как на меня ни орали, ребенок не выходил, от боли все было уже как в тумане. Ко мне наконец пришла врач, послушала слуховой трубкой и засуетилась — сказала, что началась гипоксия, и скомандовала принести ей щипцы. Я закричала, что не надо щипцы, я буду сама, но она сказала: „Извини, поздно. Ребенка надо спасать“».

Щипцы, как сказала врач, применили идеально, и проблема была не в них. Тем не менее, когда Полине на грудь впервые положили ее дочь, девочка была сине-фиолетового цвета. «Итогом произошедшего стали моя психологическая травма и искривленная голова у ребенка. Возможно, девочка застряла у меня в тазовых костях, а когда ее давили из меня рубашкой, повредили головку». Врача, который должен был «приходить каждые полчаса», Полина не нашла — говорит, что в первые дни после родов было не до этого, а потом хотелось поскорее обо всем забыть: «Главное, что ребенок здоров».

По мнению психолога Адрианы Имж, многие женщины, подвергшиеся насилию во время родов, даже не задумываются о том, что у них есть какие-то права, потому что просто не обладают достаточной информацией. «Женщины мало знают о своем теле, плохо представляют себе процесс родов, то, как они могут на него повлиять, какая помощь им должна быть оказана», — говорит Имж. Одна из авторов флешмоба #насилие_в_родах Юлия Горячева тоже считает серьезной проблемой отсутствие информации и неготовность женщин к возможным сложностям во время родов: «В основном матери транслируют дочерям: „Я терпела, и ты терпи. Потом все забудется. Главное — слушайся врача. Он лучше знает“».

Культуролог Екатерина Белоусова сравнивает роды с процессом инициации, где бездействие роженицы — важный элемент, а единственным носителем знания, «посвятителями женщины в тайны материнства» является медперсонал. По ее мнению, с помощью речевой и физической агрессии рожающую женщину стремятся «воспитать», внушить ей покорность — и обезвредить. В своем исследовании «Современный родительный обряд», для которого Белоусова разговаривала с рожавшими женщинами, культуролог приводит характерную цитату акушерки: «Женщина, перестаньте кричать — мешаете работать». О подобном подходе говорят матери со всего постсоветского пространства, например из Белоруссии.

Однако Горячева утверждает, что ситуация постепенно меняется. «Еще 25–30 лет назад рожать можно было только лежа на спине, а проживать схватки исключительно в кровати, зачастую тоже на спине, — рассказала она „Медузе“. — Свободное поведение на схватках, вертикальные роды, присутствие партнера на родах было немыслимо и недопустимо. А сейчас это уже закреплено в роддомовских инструкциях. В некоторых столичных роддомах можно рожать в любой позе, в воду, можно прийти со своей акушеркой, доулой, взять в роды личные вещи, шоколадку, пользоваться фитболом, зависать на слинг-шарфе, даже танцевать на схватках, если хочется! Есть рассказы о физиологичных естественных родах, где акушерка вообще не тревожила и не трогала женщину, обеспечивая тем самым „правило трех Т — темно, тепло и тихо“, но при этом вся необходимая аппаратура была в палате, просто спрятана за ширмой».

По ее мнению, эти изменения стали возможными только благодаря тому, что женщины начали говорить о своих потребностях и пережитом опыте. «Подобные изменения никогда не будут происходить сверху, потому что там все всех устраивает. Ситуация изменится, только когда женщины начнут массово говорить, только когда мы снимем табу на обсуждение насилия в родах», — говорит Горячева.

«Пока вы здесь, это не ваш ребенок, а наш»

Елена приехала в московский роддом на скорой. «Это были вторые роды, я примерно представляла, как все будет. Я не ждала ласковых слов, была готова к хамству и оскорблениям — не обращала внимания на привычный роддомовский набор», — говорит она. У Елены низкий болевой порог, и в приемном покое она начала кричать. Медсестры помогли женщине забраться на каталку, а после того, как завезли ее в лифт, заткнули Елене рот: «Кляп сделали из одеяла, которое лежало на мне. Совершенно хладнокровно. Будто капельницу поставили».

Во время родов Елена просила рассказать, какие манипуляции ожидают ее и ребенка: боялась, что разрежут промежность, вытащат ребенка щипцами или без показаний введут окситоцин (его применяют для стимуляции или повторного усиления родовой деятельности — прим. «Медузы»). «В процессе мне толком ничего не говорили, — рассказывает Елена. — Приняли ребенка. Пуповину перерезали сразу, хотя я просила врачей не делать этого. Нас положили в коридоре, чтобы наблюдать. После родов неонатолог сказал мне одну точную фразу, которая, как мне кажется, многое объясняет: „Пока вы здесь, это не ваш ребенок, а наш“».

Врачи действительно несут ответственность и за мать, и за младенца, объясняет акушер-гинеколог Анастасия Сергеева из Новосибирска. В роддоме, где работает Анастасия, ежедневно находятся больше ста человек — приезжают со всего региона. Здесь занимаются сложными случаями и помогают рожать женщинам с артериальной гипертонией, эндокринными патологиями, опухолями мозга. «У нас рожала женщина, перенесшая во время беременности инсульт, — удалось спасти обоих, — рассказала „Медузе“ Сергеева. — Вообще, врач за смену принимает до 20 родов: бывает так, что хирург в операционной помогает извлечь плод и бежит через коридор в родзал, помочь женщине родить естественным путем».

Создавать уютную атмосферу, развеивать страхи рожениц и отвечать на их вопросы сотрудникам роддома, по словам Сергеевой, просто некогда: в родильном зале стоит шесть кресел — и, как правило, все они заняты. «Женщины приезжают к нам из женских консультаций, практически ничего не зная о процессе родов, — говорит врач. — Могу понять коллег: у них на одну пациентку отводится 15 минут. Поэтому женщине важно получить информацию перед родами самостоятельно — почитать литературу, интернет, сходить на специальные курсы для беременных. Врач не отвечает на вопросы, не имеющие отношения к неотложной помощи, не потому, что не хочет, — нет такой возможности: у него ведь не одна женщина рожает, вокруг которой можно хороводы водить. У него поток».

Сергеева согласна, что иногда врачи и медицинский персонал ведут себя жестко, но считает, что такой подход может быть оправдан — потому что нацелен на результат: «Ни один доктор не желает специально обидеть пациентку — мы шли во врачи, чтобы лечить людей. Но если женщина во время родов вообще не слышит, что ей говорят врачи, иногда приходится вести себя так, как пациентке не нравится. Например, она говорит: „Мне больно“. Отвечаю: „Кому ты рожаешь? Если себе, то надо терпеть“. А что мне делать, если она голову родила — и все, дальше не тужится? Как мне вести себя в этой ситуации? Она же должна родить здорового ребенка! Если не родит — меня посадят».

Еще одной причиной жесткого отношения врачей к пациенткам Сергеева и ее коллеги считают выгорание и отсутствие мотивации. По данным «Новосибирскстата», средняя зарплата в сфере здравоохранения в Новосибирской области в 2017 году составила 27 834 рубля. Для сравнения: в Москве зарплата врача, по заявлению главы департамента здравоохранения Москвы Алексея Хрипуна, в 2016-м превышала 87 300 рублей, среднего медперсонала — 58 тысяч рублей, младшего — 34 800 рублей. 

«У нас есть доктора, которые сами мамы, — говорит Анастасия Сергеева. — Она одна с ребенком, а ставка у нее 25 тысяч рублей в месяц. Конечно, она берет больше дежурств и, соответственно, больше устает. Когда я говорю: „Я после дежурства“, те, кто никогда не работал в больнице, меня не понимают. То, что происходит в родовой, — это война. Это адреналин и радость, но и большой стресс, потому что ты не то что прилечь — присесть не можешь; зовут: быстрее, срочная операция! И ты должен не просто бежать, а бежать, на ходу принимая важные решения, от которых зависят жизни людей».

Ее слова подтверждает и Абидат, врач из Махачкалы (она попросила не указывать ее фамилию). «За смену к каждому из докторов поступают 15–20 женщин, — рассказывает она. — И не все ведут себя адекватно: многие и сами кричат на медперсонал. Сложно при такой нагрузке оставаться позитивным человеком».

В профессиях, тесно связанных с помощью людям, риск выгорания выше, чем в других, считает медицинский психолог Юлия Меренчук. Так человеческая психика защищается от боли и страданий, для нее противоестественных. Срабатывает механизм вытеснения, «отключающий» врача от переживаний, связанных с работой. «Эмоциональная включенность в каждый рабочий момент делает специалиста нестабильным, есть риск ошибки, нескоординированных действий, — говорит Меренчук. — Поэтому акушерки иногда кажутся пациенткам холодными и отстраненными — они максимально собраны и сосредоточены только на функционале. Если они присоединятся к страданиям женщины, что они смогут сделать? Только сесть рядом и расплакаться».

Евгения (попросила не указывать ее фамилию) работает операционной сестрой в одном из перинатальных центров Новосибирска с 1993 года. Говорит, что проблема выгорания в 2010-е стоит гораздо острее, чем 10–20 лет назад. «В 1990-х у нас бывали и одни роды в неделю, а сейчас бывает и по 40 в сутки. Недавно подсчитали — оказалось, с начала 2017 года в нашем центре было сделано более тысячи операций кесарева сечения. Это 35% от всех родов». В этом перинатальном центре отдельные боксы есть только у «сервисных женщин» — так в роддомах называют тех, кто оплатил дополнительные услуги больницы и купил контракт на роды. К ним в палату может прийти муж, мама, любой человек, которого женщина выбрала себе в качестве поддержки. Те, кто приезжает в центр по программе ОМС, рожают в общем родзале. «Там стоит четыре кресла. Представьте, что у одного из них будет стоять чей-то муж, — говорит Евгения. — Другим роженицам он не нужен».

Роды с группой поддержки

У Юлии из Нижнего Новгорода была трудная беременность: риск выкидыша на четвертой неделе, преждевременное старение плаценты на двадцатой, многоводие, гипертония и обвитие пуповиной шеи плода. Делать кесарево сечение должны были 18 мая, но попасть в роддом удалось только 25-го: не было мест. Юлию уложили в приемном покое, когда другие беременные приходили на осмотр — она выходила в коридор. «Той же ночью у меня жутко заболел живот, — рассказывает Юлия. — Меня отсмотрел дежурный акушер, сказал, что шейка матки еще не открыта, и отправил спать. Я легла, стала проваливаться куда-то в бессознательное состояние. Спасло то, что захотела в туалет, — когда я пошла туда, за мной потянулся ручеек крови». Операцию делали несколько часов: спасали ребенка, который уже почти не дышал. «Потом врачи сказали, что мне еще повезло — обычно в таких случаях удается спасти жизнь только одному из двух. Но матку мне пришлось удалить. В 24 года я осталась без матки и без мужа — он ушел, когда нашел справку о том, что ее вырезали. А всего лишь нужно было сделать мне вовремя кесарево».

О том, что тогда, ночью, резкие боли в животе были симптомом разрыва матки, Юлия не знала. Человека, который мог бы рассказать, что с ней происходит, рядом не оказалось. По мнению Антона Оленева, руководителя перинатального центра ГКБ № 24, именно информация о процессе родов помогает женщине родить благополучно. «Гуманизация процесса помощи в родах — это не только устранение так называемой ближней агрессии, — рассказал „Медузе“ Антон Оленев. — Важно, чтобы во время родов врач и женщина были согласны друг с другом в принятии решений, были на одной волне».

Оленев пришел в перинатальный центр в 2012 году. За пять лет ему удалось существенно изменить системные настройки больницы: реорганизовать детское отделение — сделать палаты удобными для совместного пребывания мам с детьми, открыть в роддоме посещение для родственников, заменить кровати-рахмановки с сеткой на удобные трансформеры, на которых женщины могут рожать в любой удобной для них позе. «Мы столкнулись здесь с типичными проявлениями так называемого советского акушерства — принципами, которые давно изжили себя и следование которым давно не несло никакого смысла, — говорит Оленев. — Например, в Советском Союзе женщин с детьми после родов разлучали. Это было удобно для того, чтобы мама приучала себя к мысли, что ей нужно как можно скорее выйти на работу. В послевоенные годы это было актуально — без помощи женщин стране было бы непросто. Детей отдавали в ясли, кормили во время перерыва, речь о сохранении грудного вскармливания, разумеется, не заводилась. Но сейчас из этой схемы исчезла логика: зачем задействовать отдельных людей, которые будут круглосуточно следить за детьми, если это могут сделать их мамы? И никто, кроме них, не сделает этого лучше».

По словам Оленева, врачам и акушеркам старой закалки пришлось изменить отношение к профессии: принять, что они не управляют родами, а лишь мягко контролируют естественный процесс — чтобы вовремя вмешаться, если что-то пойдет не так. «Современная женщина хочет информации о том, что с ней происходит в родах, и не дать эту информацию ей нельзя, — считает Оленев. — Она должна чувствовать себя защищенной, понимать, что все идет хорошо. Именно поэтому на родах так важны помощники, и для этого мы сейчас развиваем доульское сопровождение в больнице».

С греческого языка слово «доула» переводится как «рабыня». На практике это помощница будущей мамы: доула помогает и поддерживает женщину во время, до и после родов — физически и психологически. Доула хорошо знакома с физиологией процесса, поэтому может объяснить женщине, что именно с ней происходит, рассказать, почему врач предлагает то или иное решение, указать на плюсы и минусы процедуры. Доула владеет техниками массажа, может подсказать женщине, какой способ дыхания облегчит боль, а в какой позе удобнее рожать. Она обязана согласиться с любым решением, принятым женщиной, не вступать в спор с врачами и акушерами и не применять никаких медицинских манипуляций. Но в то же время доула помогает в общении с медперсоналом, дает ощущение защищенности и спокойствия женщине, которой больно или страшно.

Наталья Кузьмина начала работать доулой в 2002 году. Пришла в профессию постепенно: акушерка по образованию, сначала помогала родственницам и знакомым во время родов. «Безоценочность и абсолютное принятие любых решений женщины в родах — самое сложное в этой профессии, — говорит Кузьмина. — У меня медицинское образование, и иногда бывает непросто удержаться от выхода в акушерскую компетенцию: например, когда врач просит меня уговорить женщину на ту или иную процедуру. Но я, даже считая, что решение, которое он предлагает, правильное, не имею права влиять на решение роженицы. Могу лишь посоветовать ей в случае сомнений проконсультироваться с другим доктором».

По словам Кузьминой, такой подход помогает женщине взять на себя самостоятельную ответственность за себя и ребенка и в конечном счете облегчает процесс родов. «Система родовспоможения у нас в стране много лет была выстроена таким образом, что ответственность была на ком угодно, кроме самой матери, — говорит Кузьмина. — Во время беременности ее ведет гинеколог женской консультации, в родах решения принимают акушерка и врач, после рождения ребенка за его здоровье отвечает неонатолог — с женщины снимается всякая ответственность. Но это только вредит процессу появления ребенка на свет. Поэтому доула создает для женщины защитный кокон, не осуждает и не критикует ее и тем самым уводит от перекладывания ответственности на чужие плечи».

Познакомиться с доулой можно в перинатальном центре, на курсах для беременных, на сайте Ассоциации профессиональных доул или в социальных сетях — профессиональных помощниц передают из рук в руки. «С 36-й недели беременности я круглосуточно доступна для женщины, с которой у меня заключен контракт. Во время родов не отхожу от нее, создаю ей комфортную обстановку — кому-то хочется, чтобы горела ароматическая свеча, кому-то нужна в наушниках группа AC/DC, — говорит Наталья Кузьмина. — После родов я в течение двух недель помогаю маме купать малыша, налаживаю грудное вскармливание».

Контракт с доулой стоит от 10 до 45 тысяч рублей — в зависимости от сроков его действия; это могут быть и только роды, и шесть-восемь недель помощи. Но, по словам Кузьминой, примерно раз в два месяца каждая доула ведет роды на условиях добровольного взноса, помогая женщине, которая нуждается в поддержке, но не имеет возможности оплатить работу доулы. Роддомов, которые готовы сотрудничать с доулами в рамках ОМС, пока мало — во многих перинатальных центрах просто нет условий для присутствия людей, поддерживающих женщину во время родов.

«Женщина во время родов очень уязвима, — говорит психолог Адриана Имж. — Ей нужен кто-то, кто может ее защитить. Иногда в родах нужно быстро принимать важные и сложные решения, а женщина может быть просто не в состоянии этого сделать — и здорово, когда есть кому разделить с ней эту ответственность. Поддержать во время родов может и мама, и подруга, но если между супругами сложились доверительные отношения, то никого более близкого и не будет». Психолог также считает, что присутствие близких роженицы (будь то доула, муж или подруга) снижает риск агрессии и психологического давления со стороны медицинского персонала. «Кроме того, такой наблюдатель меньше сконцентрирован на телесных ощущениях и лучше слышит, что говорит медицинский персонал», — говорит Имж.

Полина из Владивостока рассказывает, что после травматичного опыта с первым ребенком (когда ей давили на живот рубашкой) второго решила рожать с мужем, «для уверенности, что он сделает все, что может мне потребоваться во время родов в случае необходимости». Во время беременности Полины они с мужем вместе изучали статьи о том, как именно близкий человек может помочь рожающей женщине. Психолог Адриана Имж говорит и о том, что совместный опыт переживания родов важен мужчине не меньше, чем женщине: так он не просто получает «продолжение рода», а рождение ребенка становится и его личной историей.

Полина родила дочь месяц назад. Она говорит, что совсем не волновалась в процессе и родила ее всего за пять часов. «Муж волновался, конечно, очень. Но держался — отвлекал меня, делал обезболивающий массаж, шутил: мол, потерпи немного, скоро мы увидим маленького сморщенного человечка. Моральная поддержка очень важна: если бы в первых родах она у меня была, уверена, таких ужасов бы с нами не случилось».