истории

«Это фильм про меня и про вас, если вы хотите дышать и жить» Валерий Тодоровский — об «Одессе» с Леонидом Ярмольником и Евгением Цыгановым

Источник: Meduza

9 июня на открытии фестиваля «Кинотавр» показали фильм Валерия Тодоровского «Одесса». Действие картины происходит в 1970-е годы — в городе, закрытом на карантин из-за холеры, оказывается московский журналист-расследователь (Евгений Цыганов) с восьмилетним сыном. Он живет в большой одесской семье, глава которой — его тесть (Леонид Ярмольник). Сына главного героя зовут Валерик — и отчасти это отсылка к автобиографии самого Тодоровского, который вырос в Одессе. Кинокритик Егор Москвитин обсудил премьеру с режиссером.

— В фильме есть сцена, в которой на секунду в каюте обнажается женщина. Это биографический факт?

— Это биографический факт. Но я далеко не все биографические факты вставляю в фильм. Мне показалось, что это очень красивая и яркая история про степень раскрепощения, освобождения людей перед лицом страха, эпидемии. Это еще история про хулиганство, когда люди вдруг разрешили себе сделать то, чего обычно не позволяют.

— Можно утверждать, что мальчик — рассказчик в фильме? Или он рассказчик только там, где есть крупный план?

— Я бы сказал, что он неформальный рассказчик, потому что то, что там происходит, все равно через него, так или иначе, проходит. Это его мир, который он когда-то увидел, впитал, а сегодня снимает про это фильм.

— Вы видели фильм «Рома» до того, как снять свой?

— Нет. Фильм «Рома» снимался одновременно с фильмом «Одесса». Я не мог [его видеть]. Я его видел, когда «Одесса» уже давно была снята.

— Показалось, что в них очень похожие художественные задачи, но решаются они двумя разными способами. У вас получилась мозаичная картина, а Альфонсо Куарон сделал рассказчицей служанку, поэтому его история прямая, как стрела. Когда кто-то другой сталкивается с похожей задачей, вы смотрите, как это сделано, или стараетесь, наоборот, не знать?

— Я всегда все изобретаю как в первый раз! Здесь писался сценарий, в котором структура создавалась методом проб и ошибок. Всегда тяжело, когда много персонажей — ты рискуешь провалиться под тяжестью информации, количеством героев. Мне кажется, здесь в итоге удалось расставить все по местам.

— Что изменилось в вашем сценарии во время работы?

— Не в сценарии, а в фильме. Например, была сцена, когда старик приходил в КГБ — сцена в КГБ с кагэбэшником. Причем даже было две сцены. Одна — как он приходил [в КГБ], а вторая — как он приходил второй раз забирать свое заявление. В итоге я обе сцены вырезал и очень рад, потому что там вдруг возникало ощущение, что он чуть ли не революционер, который пошел бороться с системой. Он вначале пошел, настучал, а потом пошел бороться с системой. Я это убрал, и КГБ [в фильме] превратился в более мифологизированную организацию. Мы все боимся, мы обходим по другой стороне улицы это КГБ, поэтому я взял и выкинул.

— В истории с тем, как герой Ярмольника ходил в КГБ, есть что-то биографическое?

— Нет, это чисто придуманное. Там много придуманных вещей, никакого КГБ в реальной жизни не было.

— Можете рассказать про отношения одесситов с морем? Кажется, что от моря они получают и радость, и смерть, и болезнь, и очищение.

— Если ты живешь в городе у моря, то море — определяющая вещь в твоей жизни. Ты можешь годами не ходить на пляж — одесситы не очень-то ходят, — но при этом ощущение… Я в 10 лет уехал из Одессы, и мне не хватает моря, мне хочется быть поближе. Я сейчас сижу, с вами разговариваю, и это ощущение, что море здесь рядом, мне помогает, мне лучше от этого. Поэтому — да, конечно! Всегда кто-то рядом ловит рыбу и привозит ее, утром соседи говорят: хочешь, у меня есть камбала, я тебе принесу. Это, конечно, мир людей, которые живут у воды.

— Один ваш герой — композитор — говорит, что лучше сделать плохо, чем не сделать вообще, и надо решиться сделать. У вас бывает такое состояние перед съемками нового фильма?

— Это не состояние перед съемками, это состояние, о котором надо себе время от времени напоминать — в тот момент, когда ты начинаешь проваливаться в какие-то безвыходные ситуации. А фильм во многом про это, что надо взять и разрешить себе жить. Герой Цыганова — это человек, который, безусловно, боится жить. Он живет в рамках, которые поставил себе ради карьеры, успеха. Потом он начинает это чувствовать и разрешает жить уже и композитору, и другим. Это очень больно, драматично и травматично — жить и чувствовать. Но с другой стороны, потом, когда это закончится, будет тоскливо и грустно без этого ощущения, что «я вдруг открылся миру». Я про это фильм снял.

— «Оттепель» — тоже историческая реконструкция, но в ней сразу увидели злободневность, актуальность. Есть ощущение, что в «Одессе» сознательно ничего нет про политику, про настоящее — это просто застывшее в янтаре время.

— Я думаю, что это не про вчера и не про сегодня. Это про меня и про вас, я надеюсь. Если вы хотите дышать, и жить, и разрешить себе [жить], то фильм про это. Он точно не про время и не про остросоциальную историю.

— И не было никакого желания сделать сценарий резонансным?

— Нет. Ну как? Это либо резонирует со всем временем, либо не резонирует вообще.

— Кажется, как только делаешь что-то про круизный лайнер, сразу вспоминается роман Маркеса «Любовь во время холеры», где на корабле у людей увядали чувства. Когда делаешь про город в карантине, сразу всплывает «Декамерон». Такие ассоциации мешают?

— Главное — про это не думать, когда ты снимаешь фильм.

— Получается?

— Да. Надо стать белым листом бумаги. Если ты будешь снимать фильм и не будешь белым листом бумаги, то тебя парализует история, которая была до тебя, и ты превратишься в киноведа, который сразу начинает искать свое место в этом списке. Нет, надо делать как в первый раз.

— Есть какой-то самый нечестный миф об Одессе, который вам хотелось бы развеять?

— Не то что нечестный, а самый раздражающий меня миф связан с тем, что там всегда все шутят. Я ненавижу это. Это не город, где все шутят. И вообще, Одесса из анекдотов и туристических каких-то баек — это ненастоящая Одесса. Это нормальный, серьезный город. Да, там, конечно, есть свой колорит, но это не город бесконечных шутников и анекдотов.