истории

«Группа, которая спасет рок» 20 лет назад The Strokes выпустили первый альбом — и оживили целый жанр, сами того не желая. Почему это изменило весь музыкальный мир?

Источник: Meduza

Первому альбому американской группы The Strokes «Is This It» 30 июля исполнилось 20 лет. По просьбе «Медузы» музыкальный журналист Никита Величко вспомнил историю этой работы, написанной под влиянием рок-музыки 1970-х, но открывшей — внезапно для самих ее участников — дорогу многим инди-группам нулевых от The Killers до The Libertines (и вдохновившим Билли Айлиш, у которой накануне тоже вышел новый альбом).

Двадцать лет назад, 30 июля 2001 года, в Австралии вышел дебютный альбом американцев The Strokes «Is This It». Это было лето The Strokes. Это был их год — и их только что начавшееся тысячелетие.

В начале нулевых брит-поп угасал, в Америке развивался ню-метал, первые места в чартах занимал R&B, лейблы искали новых The Prodigy и Nine Inch Nails. И тут возникла аномалия — рок-группа из пяти парней, вдохновлявшихся The Velvet Underground. В них было все, чему могли позавидовать остальные: потертая элегантность, остроумие без интеллектуализма, молодость, красота и непринужденная крутость, за которой стояло огромное трудолюбие.

Коллекция отказов

Казалось, что кто-то собрал The Strokes по принципу бойз-бенда — настолько участники дополняли друг друга. Но нет, познакомились и подружились они еще в детстве. Объединил всех вокалист Джулиан Касабланкас: когда ему было шесть, он учился в школе на Верхнем Ист-Сайде с будущим басистом группы Николаем Фрайтуром. В 13 в швейцарском интернате Institut Le Rosey он познакомился с будущим гитаристом группы Альбертом Хэммондом — младшим, а через пару лет в частной школе Дуайт — с гитаристом Ником Валенси и барабанщиком Фабрицио Моретти.

Валенси — Моретти — Касабланкас слушали Nirvana, Pearl Jam и Soundgarden, много пили и играли в трио под названием Just Pipe. Позже к ним присоединился Фрайтур, а окончательно группа сложилась, когда Хэммонд-младший переехал из Калифорнии учиться в Нью-Йорк.

Хэммонд-младший поселился в доме, расположенном напротив модельного агентства Elite Model Management. Он случайно узнал, что отец его бывшего одноклассника — Касабланкаса — возглавлял это агентство. В поисках друзей в новом городе он зашел в офис и сказал: «Я когда-то учился с Джулианом, вот мой номер». Вскоре они с Джулианом и Николаем напились в баре «Маргаритами», зашлифовали их пивом в парке, дома Альберта стошнило. Так и подружились. Когда решили порепетировать вместе, и группа, и сам Альберт очень нервничали. На репетицию он пришел в строгом костюме, что никак не совпадало с образом четырех любителей гранжа.

Хэммонд-старший, отец Альберта, прославился в 1970-е как автор-исполнитель поп-рок-баллад (пел сам, писал для Селин Дион, Тины Тернер, Уитни Хьюстон). Все участники группы были родом из богатых семей, но Касабланкас, например, рос с матерью, редко общался с отцом и не любил обсуждать его в интервью, отшучиваясь: «Мой любимый слух? Что он наш менеджер». Так что успех The Strokes не объяснить только привилегированностью — кроме удачной отправной точки в них действительно было редкое сочетание таланта, трудолюбия и стиля.

Они потрясающе выглядели в своих пиджаках и кожаных куртках, винтажных футболках и рубашках, рваных джинсах и конверсах. Есть хорошая цитата Касабланкаса об этом: «Я раньше наряжался перед концертами, но мне казалось, что это как-то неправильно. Тогда Ник [Валенси] сказал: «В чем проблема? Одевайся каждый день так, будто ты собираешься играть концерт». И это стало моим девизом».

Они были откровенно расслабленными, как и положено рок-звездам. При этом перед первым выступлением в нью-йоркском клубе Spiral — 14 сентября 1999 года — они полгода репетировали почти каждый вечер и несколько недель думали над названием группы (в итоге Касабланкас просто «выпалил» ни с того ни с сего на одной из репетиций — и все согласились). С одной стороны, на ранних концертах они оттачивали свои песни, делали их четче, резче. С другой — десятки этих первых концертов собирали всего по сто человек зрителей, а первые пробные записи крупные лейблы вроде Matador отвергали. В то время Хэммонд-младший даже начал собирать коллекцию отказов.

Вокал как любимые синие джинсы

Сколько раз The Strokes переделывали демо, а Касабланкас все говорил — нет, нужно заново. Подход у него, вспоминал журналист Марк Спитц, был предельно серьезный, репетиции напоминали не вечеринки, а тренировки перед соревнованием. Этот подход оправдал себя, когда в первый месяц XXI века британский лейбл Rough Trade выпустил трехпесенный EP группы «The Modern Age».

The Strokes отправили его по почте Мэтту Хайки, промоутеру престижного клуба Mercury Lounge, в котором они мечтали выступить — и в итоге одно время играли регулярно по средам. Тот как раз начинал работать как американский менеджер по поиску талантов для Rough Trade. Хайки услышал EP и крутил его весь вечер. Основатель лейбла Джефф Трэвис вспоминает, как услышал The Strokes впервые: «Мэтт позвонил примерно в семь утра и дал мне послушать десять секунд по телефону, и это было оно».

Англия сошла с ума первой. New Musical Express написал: «Они выглядят и звучат как группа, которая спасет рок». И даже при любви этого издания к громким заявлениям решение поставить The Strokes на обложку дважды за три месяца — еще до выхода их первого альбома «Is This It» — выглядело беспрецедентным. Вернувшись в Америку, группа уже могла выбирать между бившимися за ней лейблами — и остановилась на RCA Records, который оставлял музыкантам права на мастер-записи, то есть позволял им максимально контролировать ситуацию.

Стива Рэлбовски, подписавшего The Strokes на лейбл, живые выступления группы сперва не убедили — показались слишком похожими на те, что он видел в одном из ключевых панк-клубов 1970-х Maxʼs Kansas City. Но через месяц Рэлбовски решил попробовать сходить еще на один концерт. В клуб Bowery Ballroom стояла гигантская очередь, The Strokes уже были на сцене — и Рэлбовски пришлось слушать их через окно. Этого оказалось достаточно.

В Нью-Йорке такого ажиотажа вокруг какой-либо группы не было со времен Beastie Boys, а сам Касабланкас стал в США самой обсуждаемой рок-звездой со времен Курта Кобейна. Что касается группы, то в прессе последний раз такую шумиху поднимали вокруг Oasis в середине 1990-х.

Касабланкас при этом пел так, будто ему все было побоку; инструменты звучали одновременно и изящно, и расхристанно. На записи альбома «Is This It», выжавшей все силы у продюсера Гордона Рафаэля, указания Касабланкаса были примерно такие: вокал должен звучать как «любимые синие джинсы — не совсем убитые, но поношенные и удобные». А хай-хэт — как «богатый парень на вечеринке, который не общается с девушками и ждет, когда они сами к нему подойдут». 

Лейбл сообщил группе, что запись звучит очень «непрофессионально», The Strokes вредят своей карьере и их альбом никогда не будет успешен. Но музыканты знали лучше. Они вообще делали что хотели — настолько откровенно, что отказались продать за 600 тысяч долларов право на использование песни «Last Nite» в рекламе пива. Альбом действительно продавался не так хорошо, как мог бы: уже тогда все переписывали музыку друг у друга и скачивали песни в интернете. Но с годами актуальности не потерял — в конце 2000-х «Is This It» вошел во всевозможные списки лучшего за десятилетия, заняв при этом самые высокие строчки.

Основатель нью-йоркской дримпоп-группы Galaxie 500 Дин Уэрхэм вспоминал, что люди в 2001 году спрашивали его: «Что ты думаешь о бин Ладене? А что думаешь о The Strokes?» 11 сентября 2001 года Хэммонд-младший и Касабланкас были в своей квартире на Второй авеню между 18-й и 19-й улицами — и даже в вечер после теракта, не зная, что делать, пошли с группой репетировать. Им пришлось убрать из американского издания альбома песню «New York City Cops» — фраза «they ainʼt too smart» («они не слишком умны») по отношению к полицейским в тот момент стала звучать совсем неуместно.

«Is This It» — одиннадцать идеальных песен о наивной пьяной юности — сделал The Strokes главными рок-музыкантами в мире и проложил путь их сподвижникам. Услышав «Is This It», The Killers решили отказаться от всех песен, которые до этого сочинили, кроме «Mr. Brightside», ставшей их главным хитом. «Мы думали, что так и будем играть в барах для 30 человек», — говорил Джек Уайт из The White Stripes, удивляясь, что благодаря The Strokes мейнстриму стал интересен гаражный рок. Однажды Пита Доэрти спросили: «Какую первую группу вы полюбили так, что сами захотели играть в группе?» — и он ответил: «The Strokes». При этом The Strokes тогда были на слуху всего несколько недель, а The Libertines Доэрти основал еще в 1997-м.

Чего хотела сама группа? Хэммонд-младший говорил, что цели были, в общем-то, небольшие — прославиться в Нью-Йорке, о гастролях речи не шло. Касабланкасу и Валенси мечталось играть в инди-группе, подобно любимым Guided By Voices, и зарабатывать музыкой на жизнь. Однако Моретти утверждал, что все они были, безусловно, амбициозны — и морально готовили себя к большому успеху.

Взгляд из России

В России любовь к The Strokes прививала местная редакция New Musical Express, недолгая жизнь которой пришлась как раз на пик «новой рок-революции» — так называли поднявшуюся после The Strokes волну гитарных групп, обычно с названиями типа The …«s.

Журналистка Аня Дородейко вспоминает: «У нашего большого брата — английской версии NME — проснулся гигантский энтузиазм именно по отношению к The Strokes. Они [журналисты британского NME] со свойственным им юношеским максимализмом и ничем не прикрытой глобальной страстью к бескомпромиссным обобщениям писали, что это спасители рок-н-ролла и мы все должны ими проникнуться и им поклоняться. Послушав CD, мы тоже заразились страстью и любовью именно к этой группе.

The Strokes источали уверенность и крутизну, и у них была эстетика: ты усердно трудишься над всем в своей жизни, над музыкой и внешним видом, вплоть до мельчайших деталей, но это не бросается в глаза. Все было по-настоящему, мы ничего не придумывали и действительно в них влюбились. С тех пор я так сильно не полюбила ни один альбом — той живой и настоящей любовью, какой можно любить музыку в 17 лет».

Оценить, насколько The Strokes тогда были популярны в России, трудно, говорит Дородейко: «Сомневаюсь, что успех был грандиозный, на радио же их не было? Мы жили в своем довольно замкнутом мире — слушали музыку, которую очень любили, писали о ней и пытались поделиться этим со своими читателями, которые в разных городах покупали наш журнал. Поэтому можно судить по числу продаваемых копий и письмам наших читателей. По моим ощущениям, это были тысячи людей, а не сотни тысяч».

Доехали The Strokes до Москвы только в 2006-м, феерично выступив в ДК им. Горбунова. Встречали их, по воспоминаниям автора этого текста из первого ряда, как настоящих героев: лифчики летели на сцену, зрители хватали музыкантов за все доступные части тела и пели хором песни из «Is This It», скандируя имя скромного басиста Николая, у матери которого франко-русское происхождение.

Новое аномальное

The Guardian недавно опубликовал материал о том, почему группы как таковые — исчезающее явление в музыке. C каждым годом что в чартах, что в списках перспективных музыкантов их становится все меньше, и единственное исключение — собранные словно в инкубаторе кей-поп-проекты. Вместе репетировать и ездить в туры дорого и накладно, а социальные сети способствуют индивидуализму. 

Дальнейшая история The Strokes, в которой были как отличные песни, так и затяжные конфликты между участниками, будто бы подтверждает этот вывод. Возможно, это последняя группа из нескольких талантливых трудолюбивых красавцев, которая не только влюбила в себя музыкальный мир, но и породила новое явление. Хотя вопрос о том, насколько оно было новым, все еще остается. Есть мнение, что ретроволна, которую начали The Strokes, завела музыку в тупик. В любом случае, вдохновляясь группой, вдохновленной прошлым, повторить ее успех у кого-то уже вряд ли получится.

Но и сегодня The Strokes продолжают стоять на своем. Они выступают за коллективистские ценности и поддерживают демократических социалистов вроде Берни Сандерса, Александрии Окасио-Кортес и претендентки на пост мэра Нью-Йорка Майи Уайли. Ни разу не сменив состав, спустя 19 лет после «Is This It» группа получила свой первый «Грэмми» — за шестой альбом, вышедший 10 апреля 2020 года. Одна из его огромных фанаток — Билли Айлиш — говорит: «Джулиан Касабланкас — просто гений. Каждый раз, когда я слышу его тексты, я думаю: «Мне бы никогда не пришло в голову сказать это так». Вот что мне нравится в них — они такие внезапные, но в то же время близкие и понятные. Все песни отличные».

Название этого альбома — «The New Abnormal» («Новое аномальное») — совершенно случайно отразило как дух времени, так и факт появления самих The Strokes двадцать лет назад.

На виртуальной церемонии вручения наград из-за неполадок со связью прошло полминуты, прежде чем группа узнала о своей победе. Николаю, Фабрицио и Джулиану несколько раз пришлось переспросить: «А кто победил?»

Is This. It.